Счастье — тяжелая ноша

• 18.04.2012 • ПерсонаКомментариев (0)920

Ярчайшее явление современной российской поэзии — Вера Полозкова — предстало в Риге с литературными чтениями. Вместе с Верой на сцене Splendid Palace выступил экс-рижанин, новоявленный писатель Алекс Дубас. Перед чтениями в Риге «Субботе» удалось пообщаться с поэтессой.

Вера не только поэт, но и актриса, музыкант и блоггер. У нее внушительный список наград, книг и проектов. Просто поразительно, сколько можно успеть сделать всего к 26 годам!

Сегодня график Полозковой загружен до предела. Она пишет новый сборник стихов, гастролирует с собственным музыкальным проектом «Песночтения… Стихопения…», готовится сыграть большую премьеру в открывающемся «Политеатре», пишет тексты песен для кинофильмов и работает над своей первой пьесой…

Тренировка творческой мышцы

— Вера, ваш совместный с Алексом Дубасом проект будет иметь продолжение?

— Это не совместный проект. На вечере в Риге мы просто читаем свои тексты (Алекс — из своего первого бестселлера «Правила аквастопа», отпечатанного в России уже тремя тиражами. — Прим. ред.).

Я очень не люблю весь этот пафос творческих вечеров и стараюсь всячески от этого бежать. Уж лучше назовите наши чтения просто квартирником.

Алекс позвал меня в Ригу, и я решила: почему бы и нет? Здесь я не была 20 лет. А как раз недавно мы с мамой обсуждали, какое вкусное у вас мороженое в стаканчике. И мои друзья просто без ума от вашего города.

— Для творчества необходимо уединение. А вы фигура публичная. Как удается совмещать съемки, гастроли, музыку, театр с сочинением стихов?

— Это вопрос самоорганизации. Если ждать милостей от природы, когда в самолете вдруг озарит, то этого момента можно и не дождаться. Поэзия — это ремесло, труд, она требует режима.

Лауреат Нобелевской премии Орхан Памук каждый день по шесть часов сидит и «рожает» свои тексты. И за 30 лет эта практика для него по-прежнему очень мучительный процесс.

— Как пишете вы?

— Для меня долгое время это был очень естественный процесс — он происходил везде. Но в последнее время я тоже сажусь за письменный стол и пишу. Просто говорю всем, что в ближайшие три часа меня нет.

Как только начинаешь тренировать этот навык — становишься писателем в самом прикладном смысле слова. То есть человеком, который раз в день садится и создает некие тексты. Черновики ли, журнальные колонки — неважно.

Важно, что ты тренируешь творческую мышцу и не даешь ей атрофироваться. Нет ничего страшнее, чем отказ этой мышцы работать. Я знаю талантливых людей, которые после большого успеха десятилетиями молчат. Очень страшная вещь! Никому не пожелаю.

— Поэты ведут затворнический образ жизни…

— Я другая! Никогда не принадлежала к цеху. Есть дети филологов, которые заранее знают правила игры. Я их не знала. За мое несоответствие образу классического поэта цех меня и ненавидит.

У них какая-то ненависть к людям, которые не боятся открытых пространств. Я действительно пытаюсь изменить ситуацию с поэзией в России. Попроси прохожего на улице перечислить имена пяти современных поэтов — и он запнется.

А ведь голод к поэзии огромный. Люди современных стихов не читали лет пятнадцать и даже не знали, что они производятся в стране. Современные поэты собирают клубы на 30 человек и читают стихи друг другу. Многие из них очень талантливы, но о них никто не знает.

Стать публичным человеком для меня осознанный выбор. Может, это самонадеянно, но я пытаюсь изменить ситуацию, когда поэты и поэзия в России незаслуженно забыты. Пусть я буду подвергаться насмешкам со стороны своего цеха, но я доказываю, что литературная карьера может быть востребованной и сегодня.

Стишок про Воскреса

— Вы помните свое первое четверостишие?

— Ой, это было давно… (Улыбается.) Оно есть у мамы в записной книжке. Я тогда еще не очень умела писать. Не помню его дословно, но оно было про Бога. Я тогда думала, что словосочетание «Иисус Христос воскрес» — это имя. И написала стишок про Воскреса.

— Вы воспитывались в религиозной семье?

— Мама религиозной человек. Но у меня сейчас какая-то своя вера в голове и представление том, как все должно обстоять. Особенно после моих поездок в Индию…

— В Индию вас привел поиск гармонии, себя или ответов на вопросы?

— Мы с другом долго об этом мечтали. Потом получилось вырваться на два месяца, потом еще и еще…

Индия переворачивает сознание нормального европейского человека, ты узнаешь о себе и мироустройстве массу вещей.

Что для того, чтобы быть счастливым, нужно гораздо меньше денег и вещей, чем ты всегда думал. Что есть люди, которые в крайней нищете и муке никуда не торопятся и ни на что не жалуются. Что есть ритм жизни, который тебе не был ведом, что есть такие места и красоты, о которых ты не подозревал.

Я в Индии была уже пять раз, ездила по стране, жила в ашрамах. Последний раз взяла с собой маму. Там достаточно воздуха, чтобы, как говорил классик, перестать беспокоиться и начать жить. Это уже необходимый мне ресурс.

— Для вас важны материальные блага?

— Если скажу, что совсем неважны, — совру. Но пунктика на них у меня нет. У меня нет цели заработать много денег.

Я знаю людей, которые жить не начинают, пока не разбогатеют. Это синдром отложенной жизни. Вот отдадим ипотеку — и тогда заживем… Это ужас, и я пытаюсь это изменить, у меня есть какое-то количество текстов, которые обращаются к этой проблеме.

Тратить жизнь на то, чтобы кормить свое эго, — это самое бездарное! Моя мама, прожив полжизни нищим человеком и нося одно платье по нескольку лет, дала мне лишь один совет: «Какие бы деньги у тебя ни появились — трать их только на путешествия. Ни одна вещь не даст столько эмоций и воспоминаний».

На сцене с Маяковским

— Что вас подвигло стать актрисой? Расскажите о своей работе в театре.

— Не могу назвать себя актрисой, у меня нет образования. Но четыре года работы в трех разных московских театрах — огромная практика. Я занимаюсь поэтическим спектаклем. Сейчас готовится мой новый проект — в открывшемся недавно «Политеатре» в Политехническом музее.

Это потрясающая площадка. В 60-е здесь читали Ахмадулина, Евтушенко и Вознесенский, а в 20-е — Маяковский и Северянин. Причем Маяковский выступал здесь в первый и последний раз в своей жизни.

— Сегодня Россию раздирают дебаты по поводу курса страны и ее лидеров. Вы в стихах демонстрируете свою гражданскую позицию?

— Я лирический поэт, самый традиционный. Питаю здоровое презрение к стихам на злобу дня. Я пишу про людей, а не про государство.

Раньше за правдой обращались исключительно к поэтам. Это были фантастические времена, когда Рождественский и Евтушенко могли собрать стадион. Последние двадцать лет функцию говорить людям правду взяла на себя рок-музыка.

На политических баталиях сегодня очень многие пытаются сделать себе имя. Радует, что существует и настоящее искусство: музыка, литература. Как правило, его не показывают по телевизору, оно приходит из Интернета.

Я один из таких примеров. У меня не было никакой раскрутки и пиара, я просто вела дневник в Интернете, который в один момент стал популярным. Мне предложили издать сборник стихов — так все и закрутилось.

— Кого из современных поэтов вы читаете?

— Федора Сваровского, Марию Степанову, Елена Фанаеву, Асю Анистратенко, список длинный, но большинство из них доступны только в Интернете. Эта несусветная глупость — какими маленькими тиражами издается сегодня поэзия!

Мне не хватает хорошей прозы о счастье, с этим в России большая проблема. Писателей, способных внятно высказаться о счастье, первой влюбленности и нежности, — раз-два и обчелся. Процветает все чернушное, злое, унылое, исполненное едкой сатиры. Я больше не могу читать такие книжки, это просто ад.

Хочется чего-то такого, как у Рэя Брэдбери в «Вине из одуванчиков», такого щемяще прекрасного.

— Что для вас счастье?

— Что-то неуловимое, всеобъемлющее, тотальное, пронизывающее, неоспоримое. Это момент единения с мирозданием, когда понимаешь, что ты очень мал и почти прозрачен и очень мало что решаешь. Но при этом ты всемогущ и стоишь на вершине мира.

Вот это мистическое ощущение, которое посещает редко, но сразу выстраивает всю шкалу.

Люди очень не приспособлены к счастью. В момент счастья мы обычно очень беспомощны, начинаем что-то записывать, фотографировать, у нас холодеют руки, мы не знаем, куда бежать. А потом мы начинаем трястись из-за того, что боимся потерять это ощущение.

И оно очень страдает из-за того, что мы боимся его потерять. В общем, счастье — это непростая ноша.

— В жизни вы очень позитивный и светлый человек, а на экране всегда такая серьезная…

— На экране я действительно иногда выгляжу напряженной. Это из-за большого количества нападок в мой адрес. Как только человек становится чуть популярнее, его начинают топтать и поливать ведрами кислоты и желчи. Если меня куда-то звали в эфир, мне нужно было защищаться от неприятных вопросов, отсюда и образ.

Но я всегда помнила о том, что ты сам и есть свой высший суд. Это еще классик сказал.

 

Pin It

Похожие публикации

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *