Демакова одна из тех, кто затеял и поддержал строительство «Замка света» — одного из самых странных и дорогостоящих проектов в нашей стране и едва ли не главного раздражителя нашего общества. Во что персонально ей обошлась стройка века, а также о проходимцах и завистниках она рассказала журналистам. «Суббота» публикует самые любопытные фрагменты интервью.
Страшная красота
— Почему строительство «Замка света» началось так поздно?
— Потому что люди страшно закомплексованны и боятся красоты. Когда мой шеф Андрис Шкеле сказал, что библиотеку надо строить в корпусах завода ВЭФ, я тоже не была уверена в этом до конца.
До тех пор, пока не связалась с тогдашним послом Латвии во Франции Сандрой Калниете, которая помогла выяснить бюджет строящейся тогда Национальной библиотеки Франции. И другие послы помогали.
Потом вместе с директором библиотеки Андрисом Вилксом и компанией Hill International я работала над тем, чтобы показать: реконструкция имеющейся библиотеки обойдется всего на 10 процентов дешевле, чем строительство нового здания.
Весной 1997 года от имени премьера Шкеле я обратилась к архитектору Гундару Биркертсу: весь объем мы не потянем — можно ли уменьшить здание, не снизив качества архитектуры? Архитектор ответил утвердительно и изобразил свою идею на салфетке, которую я храню до сих пор.
У меня никогда не было сомнений в том, что библиотеку нужно построить, — я глубоко уважала Андриса Шкеле, как и любой нормальный человек в 1996-97 годах. Следующий судьбоносный момент — 2000 год, когда Шкеле снова стал премьером и я снова вошла в его команду.
На листе бумаги A4 я написала анализ, зачем нужно строительство библиотеки.
— Почему в 2008 году, когда в государстве уже действовал режим экономии, агентство Jaunie Trоs Brвпi подписало контракт с бюро архитектора Андиса Силиса о проектировании концертного зала?
— В декларации правительства 2008 года был предусмотрен этот пункт. У нас на счету имелись три миллиона, заработанных в результате приватизации. Мне казалось, что их хватит с лихвой.
Не агентство виновато в том скандале — мой тогдашний помощник не поставил в известность об имеющихся сверхобязательствах. Так что насчет этого договора из мухи раздули слона. Деньги были, потом они были перечислены в госбюджет.
И это ужасная интеллектуальная халатность, что проект Силиса приостановили. Было бы нормально, если бы Силис в течение двух лет проектировал концертный зал и тот разделил бы судьбу нацбиблиотеки — тянулся бы десятилетиями, но не стоял на месте.
Знаю наверняка: не заболела бы — отстояла проект Силиса. Теперь же вижу, какие слабаки и недальновидные люди окружали меня в правительстве, в правительствах следующих созывов, среди журналистов и особенно среди тех, кто готовил для себя трамплин в политику.
Большая жертва
— Что чувствуете сейчас — во время строительства библиотеки?
— Ее архитектура мне очень нравится! Но год назад, пока Андрис Вилкс еще не заболел, я сказала ему: мне эта твоя библиотека внушает ужас. Переходя через Даугаву, я на нее не смотрю. Так тяжело я заплатила за нее.
— Почему строительство библиотеки вызвало такое противостояние общества?
— Да, сегодня всякие проходимцы уже примазываются к строительству библиотеки. Так происходит везде в мире. Мы к библиотеке шли как минимум 21 год.
А в Сиэтле, одном из богатейших городов мира (я дважды бывала там в главном офисе Microsoft, чтобы попросить у Гейтса денег на библиотеку), строительство библиотеки растянулось на 17 лет и шло с немыслимыми трудностями. Сегодня эта библиотека полна людей.
У нас были очень серьезные субъективные факторы: практически все время против строительства библиотеки выступал Лембергс в своих средствах массовой информации (хотя у нас с ним замечательные коллегиальные отношения…).
Во-вторых, для местных русских средств массовой информации и политиков была возможность позиционироваться.
В-третьих, немыслимое количество моих ровесниц и женщин помоложе обезумели, вырывая друг у друга волосы на голове. Когда на заседании фракции «Нового времени» пять депутаток вдруг набросились на меня как вороны, руководительница моего бюро сказала потом: «Тебе надо молоко за вредность выдавать, это сумасшедший дом». Эта женская и мужская зависть — источник бед нашего народа.
— От политики остались только горести или радость тоже?
— Никаких горестей.
— Даже реакция толпы не докучала, анонимные комментарии? В свое время вас там ругали похуже олигархов…
— В то время у меня не было иммунитета, теперь есть. Публично я «развалилась» один раз, в июне 2008 года, когда была очень больна, но еще об этом не знала.
— После выздоровления жизнь кажется более ценной, чем раньше?
— Нет. Я не экзальтированный человек, поступаю практично: нужно закончить книгу, сделать то и то, нельзя допустить того, чтобы идея музея испарилась.
Привет от Айседоры Дункан
— Фамилия Демакова вам досталась от отца?
— Да, но он покинул нас, когда я была маленькой. Я выросла в клане латышей. С отцом мама познакомилась на сейсмической станции после геофизического факультета МГУ.
У бабушки в раннем возрасте открыли туберкулез. Ее отец был так богат, что отправил ее в Давос, на Волшебную гору. В течение года ее довольно безнадежный случай излечили, но порекомендовали больше не возвращаться в Латвию, чтобы не было резкой перемены климата.
Полгода она прожила в Ницце и полгода в Париже, работала в красильной мастерской костюмов Айседоры Дункан. По характеру она была довольно общительной, ей нравились парни, и самое интересное времяпрепровождение для нее начиналось после коммунистических мероприятий.
— Дедушка с бабушкой оставались коммунистами до конца?
— В конце 80-х появились первые критические статьи о социализме в журнале Literatыra un Mвksla. Дедушка был уязвлен. Он был убежден, что принцип распределения продуктов в социализме самый справедливый. Этот огромный разрыв между богатыми и бедными мы видим в сегодняшней Латвии.
В молодости дедушка был настолько стеснен в средствах, что у него не было денег на поезд — и он прошагал 80 километров от Мадлиене до Риги пешком, чтобы поступить в 1-ю гимназию. Социальное равноправие было для него очень важно, а в остальном он был настоящий латышский националист.
Бабушка была умной и хитрой. Эту хитрость она использовала, чтобы вызволить из Сибири максимальное количество сосланных друзей и родственников. Ей удалось вызволить и своих племянников, которых она усыновила. Да и меня назвали Хеленой в честь хорошей приятельницы бабушки, которую она также вытащила из Сибири.
Бабушке помогали партийные связи. Она использовала свой шарм на всю катушку!
— Вам приходилось делать обычную работу?
— Одно лето я две недели работала на конвейере на ВЭФе. Зарабатывала на жизнь с 15 лет, поднималась в пять утра и везла на айзкраукльский рынок наши сливы. Торговала ими, чтобы заработать на посещение ленинградских и московских музеев. В советские времена семь лет была уборщицей — американцам этот факт из моей биографии особенно симпатичен.
Дедушка хотел, чтобы я стала актрисой. Его огорчило, когда я отказалась от этой затеи. Произошло это из-за того, что в моей юности на заседании худсовета театра «Дайлес» в который раз отказались принимать постановку Lauzоsim galvas dotajв virzienв.
Партсекретарь Вия Артмане ядовитым голосом заявила режиссеру Петерсонсу: «Как вы можете ставить такую пьесу? Вы, наверное, не читали Манифеста коммунистической партии».
Я пришла домой, залезла к бабушке в кровать и заявила: «Я не буду актрисой». Но любовь к театру у меня бесконечна…
Будьте с нами! Следующая публикация:
Дадим Максиму шанс выжить!
