Какие уроки должны извлечь из печального опыта Украины латвийские власти

Эскалация напряжённости в Прибалтике и угроза вооружённого конфликта между НАТО и Россией начинают серьёзно тревожить латвийских медиков. Ведь именно им придётся под огнём оказывать медицинскую помощь раненым военным и пострадавшему от обстрелов и разрушений гражданскому населению. Будем верить, что до этого не дойдёт, что политикам хватит ума не перейти красную черту. Но медицина должна быть готова и к роковому сценарию.
Два латвийских врача — пластический хирург Олаф Либерманис и хирург-травматолог Мартиньш Малзубрис — по собственной инициативе отправились на Украину, чтобы набраться опыта у украинских коллег. Они хотели узнать, как тамошняя система здравоохранения перестроилась в связи с войной на Юго-Востоке.
Выяснилось, что ни чиновники, ни врачи на Украине не оказались готовы к условиям вооружённого конфликта. За бардак и коррупцию в здравоохранении украинцам пришлось дорого заплатить — тысячами человеческих жизней.
Олаф Либерманис поделился с «Субботой» информацией, собранной в этой поездке, и своими выводами о том, что нам надо усвоить из кровавого украинского опыта, дабы не повторять чужих ошибок.

Игра в солдатики

— По сути, мы вернулись к блоковому военному противостоянию: в XX веке — НАТО и СССР, сейчас — НАТО и России. Но есть и существенное различие. Прежде всего в моральной и материальной готовности населения к возможному вооружённому столкновению, — говорит Олаф. — Я родился в 1961 году. В моём детстве все мальчишки играли в солдатики. Военная подготовка начиналась в школе с 6-го класса. Мы разбирали и собирали автомат Калашникова, учились стрелять из винтовки. Мужчин, которые прошли срочную, военкоматы призывали на переподготовку.
Серьёзно готовили к войне и медиков. Все больницы имели подземные убежища, куда в случае артобстрелов и бомбёжек можно перенести медицинское оборудование, больных и раненых. Врачей периодически посылали на обучение военно-полевой медицине. Я сам проходил такие трёхмесячные курсы в Ленинградской военной медицинской академии. Кстати, тогда уже шла война в Афганистане и многие врачи получили полевой опыт работы с ранеными. Была служба гражданской обороны, в школах — санпосты, девочек с 5-го класса обучали оказывать первую неотложную помощь. Нас психологически готовили к тому, что война возможна и мы должны будем сами себя защищать. Сейчас мы уповаем на то, что нас защитит НАТО. Но натовских военных не будет заботить судьба гражданского населения.

Экономия нам обойдётся очень дорого

— Понятно, что в случае военного конфликта НАТО придёт сюда со своими госпиталями, со своими планами эвакуации: своих раненых они будут вывозить кораблями на территорию других стран — участниц НАТО. Нам своих гражданских лиц вывозить некуда. Да и помощь им оказать будет негде. Потому что если рядом с «Гайльэзерсом» упадёт снаряд (даже без прямого попадания), в больнице выбьет все стёкла, и зимой через два дня замёрзнут трубы отопления. В палатах и операционных будет как на улице. Забить фанерой и завесить одеялами окна, как в блокадном Ленинграде, нереально. Потому что у современных зданий окна в полстены. Где набрать столько фанеры и одеял?
Раньше в Риге было много больниц старого типа: 2-я больница, больница Красного Креста, военный госпиталь и другие. Они располагались в нескольких постройках. Выйдет из строя один корпус — медики могут работать в другом.
Вокруг Риги функционировали полноценные районные больницы: в Адажи, Юрмале, Саулкрасты, Огре, Сигулде. Я сам проходил практику в Адажской больнице, где были первоклассные хирурги, у которых я очень многому научился. Они делали травму, брюшную хирургию, нейрохирургию — то есть практически всё. Там были разные специалисты, неотложная помощь, терапия.
Сейчас от этих районных больниц осталось только название, и работают они с понедельника по четверг.
В самой Риге остались три крупных медицинских центра: им. Страдиня, «Гайльэзерс», «Ракурс» (Восточная больница) плюс Детская больница. Остальные — мелкие клиники без достаточных ресурсов и кадров.

Где соберём специалистов?

— В хирургическом отделении Бориспольской городской больницы, где мы побывали, дежурят восемь хирургов. Больница базисная, оснащена слабо. Но там есть живые специалисты, которые в случае наплыва тяжёлых пациентов готовы немедленно действовать.
У нас походите по «Гайльэзерсу» — вы не встретите людей в белых халатах. Наши врачи работают по разным клиникам и в своих частных кабинетах. В каждом месте врача можно найти лишь в какие-то дни недели в определённые часы.
В Латвии ликвидировали многие маленькие больницы в провинции, а там тоже были отличные специалисты. Врачей и аппаратуру распределили по крупным республиканским больницам. В мирное время централизация даёт экономию, но если у нас предполагаемый противник находится в трёх-четырёх часах езды или десяти минутах полёта от столицы, такая система крайне опасна.

Деньги дороже жизней?

— Что принципиально изменилось — ценности в мире медицине. Раньше медики в большинстве своём были ориентированы на помощь людям, сейчас — на деньги. Больницы из лечебниц превратились в структуры, которые осваивают государственные деньги. Решения по распределению и расходованию бюджетных денег на медицину принимаются не в интересах здравоохранения и пациентов, а в интересах тех, кто вырвал для своего лечебного учреждения больше средств. Борьба за главные финансовые потоки идёт между двумя главными империями: больницей им. Страдиня и Восточной больницей. Остальные собирают объедки. И всё было бы ничего, если бы мы жили где-нибудь в Швейцарии. Но мы живём здесь, и в случае столкновения НАТО и РФ будут решать свои военные задачи на нашей территории. И характер боевых действий здесь будет не такой, как в Донбассе. Там не применяется боевая авиация, нет крупных войсковых операций, массированных артобстрелов. Если вы видели, как выглядели города после Второй мировой войны — Варшава, Прага, Берлин, наша Елгава, — то вы понимаете, в чём отличие крупномасштабных сражений от локальных боевых действий.
Но и локальный военный конфликт выявил полную беспомощность украинской власти и несостоятельность тамошней системы здравоохранения.
По словам бориспольских хирургов, с которыми мы говорили, 30-40 процентов раненых погибали от несмертельных осколочных ранений лишь из-за того, что в санитарных сумках не было копеечных вещей. Резиновые жгуты, которыми надо остановить кровотечение, были просрочены и рвались.
При мне в Бориспольскую больницу зашёл врач из медчасти батальона, который привёз солдат с оторванными руками и ногами, и попросил внутривенные катетеры — они стоят копейки. У нас в любой аптеке тебе хоть ящик отпустят. А там военврачу со всей больницы наскребли десять таких катетеров.
Бойцы не были обучены оказывать себе самопомощь на поле боя. Раненые просто истекали кровью на руках товарищей, прежде чем попадали в медчасть. Не было санитарных команд, которые оттаскивали бы раненых в укрытие и оказывали первичную помощь. Медики не умели правильно и быстро наложить жгут. А это надо успеть сделать за 40 секунд!
Или такой пример. Раненых военнослужащих поместили в городскую больницу Артемьевска. Больница за несколько дней исчерпала свои ресурсы. Обратилась в Минздрав. Но министерство денег не перечислило. Потому что надо было согласовать сумму, подписать бумагу и взять ответственность на себя. Спасли ситуацию волонтёры, которые собирали деньги, продукты, медикаменты для украинской армии и больниц, принимавших раненых.
Из тылового Борисполя добровольцы почти за тысячу километров везли воду, бинты, мясо, сало. Прошло полтора года с начала войны в Донбассе, и всё по-прежнему держится на волонтёрах.

Преступное благодушие

— И всё потому, что в Киеве в министерствах сидят такие же, как и у нас, чиновники, которые не привыкли принимать решения. Плюс чудовищная коррупция. Но она ведь процветает и в Латвии. Все эти игры с конкурсами, закупки медикаментов и аппаратуры по завышенным четырёхкратно ценам — это и наша беда.
Конечно, если вы сегодня спросите руководство столичных больниц, готовы ли они к работе в военное время, они отрапортуют: да, готовы. У нас есть клиники, специалисты, давайте нам только деньги! Но это неправда. Истинное положение дел скрывается. Руководители больниц не будут ничего менять в системе, потому что каждый новый министр начинает со смены правления больниц.
Логика менеджеров медицины понятна: любая инициатива наказуема, сиди тихо — авось пронесёт. Между тем Восточная больница на глазах разваливается. В начале 80-х годов в неё пригласили молодых активных врачей. Я сам начинал там в отделении микрохирургии в 1985 году. В кризисные 90-е годы больница ещё держалась — за счёт тех самых молодых врачей, которые к тому времени стали зрелыми специалистами, ездили учиться в Америку, освоили западные технологии. Но сегодня Восточная больница превратилась в неуправляемого монстра. Там ни правление, ни врачи ничего уже не решают. Руководство «Ракурса» вряд ли способно даже за месяц чисто физически посетить все подчинённые им отделения, расположенные в клиниках «Сауриеши», «Бикерниеки», «Гайльэзерс», «Линэзерс», инфектологический центр, онкоцентр.
На бумаге там всё прекрасно. А в реальности? Тяжёлого больного «скорая помощь» доставляет в стационар «Бикерниеки», там его осматривает врач, после чего больного опять загружают в неотложку, везут в «Гайльэзерс», потому что рентген есть только там, и отвозят обратно в «Бикерниеки».
Теперь давайте представим, что с началом боевых действий в Восточную больницу привезли человека с ожогами 3-й степени, с переломом обеих ног, раздробленными костями лица и проникающим ранением грудной полости; это типичные повреждения, скажем, при артиллерийском обстреле. А специалисты — в разных местах: челюстно-лицевая хирургия — в онкоцентре, ожоговый центр — на Лиелвардес, травматология — в «Гайльэзерсе».
Наталья СЕВИДОВА.

Похожие публикации