Через 50-60 лет мы будем жить в ином идеальном мире, но сперва вернёмся… в СССР — предсказал четырежды лауреат премии имени братьев Стругацких в интервью «Субботе»

Также Дмитрий Львович рассказал,

• чем не устраивает писателя нынешняя траектория жизни,
• как будет выглядеть суперчеловек нового поколения,
• как помочь своим детям органично войти в новый мир,
• во что превратится любовь и нужны ли будут деньги,
• к чему сведутся функции властей.

В Латвию писатель приехал всего на сутки — принять участие в выездной сессии проекта «Господин хороший», в котором Михаил Ефремов гениально читает стихи на злобу дня от Дмитрия Быкова. Уже наутро, посетовав на мелковатость балтийских вод, Дмитрий Львович убыл в сторону глубоководного Чёрного моря, пожелав жителям Латвии скорейшего возвращения в СССР.

СССР: неудачная попытка сверхчеловеческого проекта

— Несовершенство современного мира пугает людей настолько, что многие хотят вернуться в СССР. Борис Гребенщиков, когда я его об этом спросила, сказал, что просто люди хотят жить в тюрьме…

— У Борис Борисовича сумрачный взгляд на советскую историю. Я его тоже спрашивал, нет ли у него ностальгии, — он ответил: «Я не могу ностальгировать по сапогу, который стоял на груди моей матери». На что я ему заметил: «Но это же и был сапог вашей матери, который она поставила себе на грудь. Зачем думать, что этот сапог пришёл откуда-то извне?»

У меня к Советскому Союзу более трепетное отношение. Да, он имел все традиционные пороки российской государственности, но в дополнение к этому он имел ряд нетрадиционных для неё плюсов.

— Какие это пороки?

— Авторитарное устройство, относительная закрытость от внешнего мира и бесконечный четырёхтактный цикл, который повторяется из века в век и в российской истории, и в советской — революция, заморозки, оттепель и маразм. СССР тоже прошёл весь этот цикл. Причём период террора, как и всегда в чётные века, был исключительно жесток — сопоставим с опричниной Грозного. В процентном отношении он даже превзошёл его.

— А плюсы-то какие?

— СССР имел черты глобального сверхчеловеческого проекта. И я почти убеждён, что нам суждено к нему вернуться, потому что человек далеко не последняя ступень эволюции. Этого сверхчеловека будущего все по-разному себе представляли. Русская литература вообще зациклена на этой теме — от Базарова и Рахметова до сверхлюдей Горького. И такой человек обязательно будет. Просто революция не обязательно проходит с первого раза — она идёт методом проб и ошибок.

В пробе СССР ошибок было слишком много. Но то, что человек должен постепенно избавляться от своей природной и врождённой заданности — национальности, религиозных тотемных страхов, слепой зависимости от своей биологии, жадности, индивидуализма, — очевидно. Произойдёт ли это по советской формуле или по американскому образцу, не знаю. Но это будет.

— Больной для Латвии вопрос — национальность. По-вашему, это так плохо?

— Это не хорошо и не плохо. Вот женщина — это хорошо или плохо? А мужчина? Это есть.

— Ну от пола же сверхлюди вряд ли будут избавляться…

— Конечно, будут! Уже сейчас гендер перестаёт быть определяющей чертой. Такой чертой должна стать, например, профессия, то, к чему у вас есть талант, то, что человек из себя сделал.

Советский Союз давал большие возможности избавиться от своих врождённых черт: жалкий очкарик получал шанс превратиться в спортсмена, якутский шаман — в советского писателя, акын становился голосом всего казахского народа… Такие сверхлюди становились героями. А герои, как правило, — это творцы и победители, а не герои потребления.

Поэтому СССР, на мой взгляд, был интересен. А разъединение — это глупость. И дело не в национальном вопросе, которым власть всегда отвлекает народ. Я абсолютно уверен, что распад СССР был патологической реакцией на реальный вызов времени. Нам надо было вместе преодолевать трудности ценой любых экономических потерь. От распада никто не выиграл. Большинство бывших республик скатились назад, почти в Средневековье. Простая физика: когда мы вместе — давление распределяется на большую площадь.

Нас отбросило очень далеко назад, но, снова идя вперёд, мы будем обязаны пройти через этот этап. Как будем проходить, не знаю. Лично у меня есть идея издавать журнал «Советский Союз» — про нашу потонувшую Атлантиду: проекты советского бессмертия, иммунную сыворотку Богомольца, безумные космические вещи, литературные прорывы… Меня то время очень интересует. И уж точно СССР был для меня более приятной средой, нежели нынешняя, которая свидетельствует о том, что мы снова пошли по порочному кругу…

Другие попытки сверхчеловеческого проекта

— Может, хождение по кругу России необходимо как кислород?

— Тогда уж как сигареты для курильщика. Она проходит его потому, что живёт по законам природы, а не по законам общества. Этот цикл похож на четырёхтактный цикл времён года: зима, лето, осень, весна… Хоть и не в том порядке.

Кстати, понятие исторического цикла придумал не я — первыми о нём заговорили такие солидные историки и философы, как Тойнби и Гефтер… У каждой страны этот цикл «рисует» свою фигуру. Страна перестаёт зависеть от климата, когда она начинает зависеть от своего закона или религии, — сразу всё меняется.

Во многих радикальных исламских странах график развития — точка: эволюции там нет. Хотя сейчас, возможно, она начнётся в Иране. В США, я думаю, это синусоида с многократно увеличивающейся амплитудой и частотой. В Латинской Америке — сложные фигуры. Российский же график сегодня очевиден всем.

— Какой цикл наиболее комфортен и благоприятен для развития человеческих существ?

— Я хотел бы видеть плавную параболу, которая стремится к бессмертию, идеалу. Она никогда его не достигнет, но будет стремиться. Круг же плох тем, что в самой приятной верхней точке график решительно срывается вниз, рисуя фигуру, которая ужасна бесконечными повторениями, а хороша лишь одним: ты всегда знаешь, что будет через 10-20 лет. И то не совсем…

Писатель Леонид Леонов в романе «Пирамида» предсказал, что круг будет сужаться, иначе он порвётся от перенапряжения, и человечество уничтожит само себя. Чтобы этого не произошло, оно должно ограничивать себя в амплитуде, а проще — тупеть. Что мы и наблюдаем: в России повторяется николаевское мрачное семилетие, но труба гораздо ниже и дым жиже: нет Толстых, Достоевских, даже журнала «Современник» нет…

Сплошная серая слизь. Люди сами не верят в то, что они говорят. У Леонова, к примеру, люди переселяются в норы, прикрытые крышками от кастрюль и тазами, а главное украшение вождя — тотемная табличка «НЕ курить!».

— Что же делать, чтобы не накрыться тазиком?

— Посильно противостоять тенденции деградации и диктатуре посредственности. Главное — хорошо делать своё дело. Совершенно очевидно, что главный враг этого режима — никакие не оппозиционеры, а люди-профессионалы. Потому что когда власти делают своё дело плохо, им надо, чтобы и все вокруг тоже делали своё дело плохо: это позволяет им как можно дольше сохраняться.

Увы, чем лучше ты делаешь своё дело, тем быстрее ты подталкиваешь свою страну к распаду, слому её порочной матрицы — ты радикально разрываешь круг. И перед тобой встаёт дилемма: следует приспосабливаться к выживанию в болоте или пытаться его мелиорировать. И для меня этот вопрос стоял остро. Но я решил, что если в болоте перегниёт все, то в очищающем огне кое-что может уцелеть. Тут чем быстрее — тем лучше. Надо выращивать новое поколение профессионалов, которое будет строить новую жизнь. Этим я и занимаюсь — как писатель, журналист и преподаватель.

Надеюсь, поскольку век нечётный и свежа память о кровавом Октябре, всё может произойти не очень трагично. Думаю, сила «пожара» будет соотноситься с Октябрьской, как Тунгусский метеорит с челябинским — в десять тысяч раз слабее. Тоже катаклизм, но жертв меньше.

— Мир за пределами России вам кажется более совершенным?

— Совершенство строя и, условно говоря, качество власти для меня определяются тем, лучшее или худшее она вытаскивает из человека. Сегодняшняя российская власть делает всё, чтобы люди стучали, потребляли, деградировали умственно…

— Потребляют и стучат везде. Уж как на Западе стучат — России и не снилось!

— Есть разные виды стука. Можно стучать в следственный комитет, а можно звонить участковому и говорить, что мой сосед блюёт… Сегодняшний режим вытаскивает из людей слепую злобу друг на друга, жажду потребления, ненависть к любому творчеству и патологическое отвращение ко всем, кто не похож на других. Всюду царит диктат посредственности и тупости.

Скажем, в Штатах нет такого культа потребления, зато есть культ совершенства. Об этом я могу судить и по жизни, и по литературе, и по кинематографу…

— А как же праздники тотального опустошения магазинов: X-mas, День святого Валентина?..

— Для американцев потребление не самоцель. Они это любят, но при этом у них есть святые понятия: они хотят быть лучшими в мире, у них есть стремление делать более и более совершенные вещи.

Посмотрите, что происходит в голливудском кино: там одновременно работают Финчер, Вербински, Тарантино, братья Коэны и Спилберг с Лукасом… Все они ищут возможность делать массовое кино с глубоким философским подтекстом. А в России успешные фильмы — это либо артхаусное самоудовлетворение, либо блокбастер, в котором не ночевала ни одна мысль…

И Китай не ставит главной целью потребление — там всё время идёт работа над новым типом сверхчеловека. Это уже не просто «руки планеты», которые всё за неё делают. Хотя консьюмеристская утопия и туда лапы тянет.

Можно долго гадать, почему у Японии не получилось. Она почти вывела сверхчеловека, но потом резко расслабились: японцы стали бешено потреблять, гоняться за последними моделями всего… Ещё Мишем писал: «Для современного японского мужчины кодекс самурая значит меньше, чем новые ботинки». И Харуки Мураками — первый писатель сломавшейся Японии. В его литературе нет ни драйва, ни трагизма — сплошная пивная расслабленность…

Задачи сверхчеловека

— Как вы представляете себе сверхчеловека и его мир?

— Это человек, в котором все хорошие человеческие качества развиты в чрезвычайной степени — альтруизм, творчество… Это ницшеанский сверхчеловек, но не фашист, не белокурая бестия, а такой сверххудожник… Человек, для которого интересы коллективного труда выше интересов собственного заработка, интересы своих детей значимее собственной спокойной старости, для которого просто сытая жизнь — каторга. Помните, как было у Стругацких: человеку два часа не давали читать — он задохнулся.

— А каким вы видите мир сверхлюдей?

— Меня тоже вполне устраивает, как это было описано у Стругацких в «Мир полудня»: это мир, где человек не работает, чтобы жить, а живёт, чтобы работать, где люди постоянно стараются достичь наибольшего совершенства в чём бы то ни было: владении собственным телом, сочинении стихов, запуске всё более далёких ракет… И это обязательно будет!

— Когда?!

— К 60-70-м годам.

— Вы хитрый — мы же не доживём, чтобы проверить вашу теорию!

— Почему?! Если будем хорошо себя вести… Фантаст Вадим Шефнер определял минимальную жизнь, как 110 лет, а Мищенков??? — как 180. Во всяком случае, умереть в 70 — это оскорбительно.

Воспитание сверхчеловека

— О каком сверхчеловеке может идти речь, если дети в школу идти не хотят, а учителей не ставят ни во что?!

— Это смотря как заинтересовать. Мне не раз давали трудные классы, за которые не всякий возьмётся. И они быстро становились понимающими. Ведь самые трудные дети очень падки на лесть. Начнёшь им внушать, что они такие трудные, потому что опережающие, практически гении, и у них сразу повышается самоуважение, появляются доброжелательность и терпимость…

Мой метод прост: приходишь в новый класс, и у тебя есть 10 минут на то, чтобы заставить себя слушать. Надо говорить с ними на языке, который даже аспирантам показался бы трудным, с массой незнакомых новых слов, всё время добавляя «как вы понимаете, конечно». А поскольку дети очень адаптивны, то первые полчаса они тебя слушают, а потом начинают пытаться говорить на том же языке…

Дальше вы даёте им понять, что вы им очень доверяете. Даёте самому отпетому ребёнку, на которого все забили болт, поручение: к следующему дню сделать доклад на очень сложную тему. Он перелопачивает всё и делает. После этого его карьера меняется в корне — он ваш союзник. И когда мои дети шумели, именно тот отпетый на всех орал: «Кто рот откроет, ща въе..у!»

— Посоветуйте, как подталкивать детей двигаться в сторону светлого сверхбудущего?

— Первый и самый очевидный способ — создавать среды: замкнутые несектантские сообщества вроде Новосибирского Академгородка или Тартуского университета, Дубны и КСП. Такой была газета «Московский комсомолец», где 20 внештатников варились и из всех что-то получилось. Россия всегда плохо производила товары, но прекрасно производила среды. Лагерь «Артек», в котором я провожу каждое лето, тому достойный пример. В таких средах у людей есть стимул вариться в своём котле, там всё время происходит что-то интересное, она продуцирует настоящих профессионалов с амбициями перевернуть мир и полным чувством ответственности за содеянное.

Ещё способ, по Стругацким, — столкнуть человека с непонятным, а то и неприятным: реакция на это становится таким оселком, окончательной пробой. Скажем, в романе «Волны гасят ветер» такой пробой становятся странные существа, которые приходят в посёлок Малая Пеша, — одним они кажутся пушистыми, а другим — водянистыми и страшными.

По мнению Стругацких, человек проверяется терпимостью на неприятное, потому что приятное любят все, а вот способность терпеть отвратительное, работать с ним, понимать его — это базис всякой теории. В это смысле Россия прекрасная среда для прогресса, потому что в ней такого неприятного и непонятного очень много. И если вы умеете не запрещать и зачёркивать, а пытаться понять, договориться или хотя бы описать этот объект — тогда у вас есть шанс.

— Какие объекты в России сравнимы с этими существами из Малой Пеши?

— Это разного рода маргиналы. Эстетические в том числе. Например, девушки из Pussy Riot, которые одним непонятны, у других вызывают интерес, а у третьих — слепую ненависть и желание уничтожить. Хотя у этих девушек есть своя система ценностей, за которую они готовы страдать. Есть ещё публика Стаса Михайлова, которая тоже непонятна, но и их будем пытаться понять. Внутри у них может быть прекрасное благородное содержание… В общем, для Бога мёртвых нет!

Литература для сверхчеловека

— Что вы посоветовали бы читать будущим сверхлюдям?

— Сейчас я пишу книгу «100 книг на 100 лет» — мой литературный гид: что, в каком возрасте и для воспитания каких качеств стоит почитать. Скажем, для годовалых детей — Маршак: он заводной и хорошо запоминается… И пошло-поехало. После 100 лет человек уже будет достаточно мудр, чтобы писать самому или самому выбирать.

Сам я начал читать с пяти лет. И рад, что первой книжкой, которую я прочёл от начала до конца, стала «Муми-тролль и комета». Мне всё было понятно. На мой взгляд, детская литература должна быть достаточно жёсткой, чтобы пробить сильную детскую самозащиту — стену равнодушия ребёнка.

Посмотрите, какой жестокий писатель Андерсен — взрослый человек такого перечитывать не будет. Ребёнком я обрыдал сентиментальные сказки Александра Шарова — «Мальчик-одуванчик и три ключика» или «Приключения Ёженьки». А «Чёрную курицу и подземных жителей» Погорельского или «Разноцветную бабочку» Платонова вообще можно прочесть лишь в детстве…

— Беда в том, что большинство детей сегодня вообще не читают!

— На велосипеде тоже не все сразу едут — сначала падают и орут: «Уйдите от меня с вашим велосипедом!» Но потом понимают, что так быстрее. С чтением — такой же процесс. Сперва ты попадаешь, а потом начнёшь быстрее соображать, и жизнь твоя станет веселее. Или не станет, если ты такой хилый.

— И что тогда?

— Ну и Бог с ним! Если человек не хочет эволюционировать до прямоходящих, пусть остаётся среди четвероногих — не надо заставлять. Ну не умеет человек есть чёрную икру — проживёт без неё. Зачем мы бегаем за этим ребёнком с серебряным ведёрком: «Севушка, мой свет, давай покушай!» Нам больше достанется!

Наша задача — кинуть крючок, чтобы дети его заглотили. Объясните, что роман «Обломов» — не «скуушный», а психоделический. Действует, как наркотик, расширяя сознание. Что это потрясающе-наглый литературный эксперимент, в котором первые 200 страниц герой не встаёт с дивана. Какой Диккенс на такое решился бы?!

А Достоевский — какая наглость?! Есть множество схем хорошего детектива, но ещё не было такого, чтобы уже в первой части было ясно, кто убил, где и зачем. Чем он держит читателя оставшееся время? Агата Кристи обзавидовалась бы! Вот на такие крючки надо детей ловить.

На мой взгляд, литература тоже виновата, что её не читают. Я никогда не мог прочесть «Собор Парижской Богоматери». Надо писать нескучно, без длинных авторских отступлений…

— То есть писатель должен подстраиваться под читателя?

— Не подстраиваться, а заботиться о том, чтобы книга была увлекательна. Невозможно в 12-й раз читать: «Чёрт! — воскликнул Иван Иваныч, выходя под дождь. — Опять мне идти на эту проклятую работу…» Надо писать так, чтобы глаз прилипал к строке, чтобы каждый читал книгу как про себя, свою судьбу.

Деньги для сверхчеловека

— Как один из самых высокооплачиваемых писателей современной России скажите, какое место будут занимать деньги в новом обществе?

— Денег человеку надо ровно столько, сколько ему надо для жизни. У меня очень средние гонорары за книгу, но я к большим и не стремлюсь. Печатаюсь в издательстве «Прозаик», которое даёт мне работать над романом год-полтора, а то и четыре. Я вообще считаю, что писатель не должен получать деньги за литературу. Это всё равно что получать деньги за любовь. У писателя должна быть вторая профессия, а у меня их даже три: я журналист (у меня аж три рабочих места), учитель и профессор МГИМО.

Любовь для сверхчеловека

— Любовь в вашем совершенном обществе сохранится?

— Розанова хорошо сказала: самый прочный роман — производственный. Я мог влюбиться только в женщину, близкую мне профессионально. Единственным исключением стал мой первый брак. Я Надьку очень любил, у друга увёл, мы до сих пор сохраняем потрясающие отношения, и дети наши дружат, но она биолог, а я — филолог. В её диссертации я понимал только «отсюда следует»… В результате она вышла замуж за начальника своей лаборатории. Ничего не поделаешь, от профессии идёт всё: темперамент, режим, график…

Я же упёрся в своего брата-филолога. Причём новосибирского. (Жена Быкова — писатель Ирина Лукьянова. — Прим. ред.) В таком тесном соратничестве есть свои нюансы. Когда мы женились, у нас был жёсткий договор: никогда друг про друга не писать. Иначе я в интимные моменты никогда не чувствовал бы себя спокойно, всё время свербела бы мысль: «И это в копилку!»

Когда я написал роман «Эвакуатор», Ирка почувствовала себя свободной от обязательств: ты меня описал — теперь я тебя. И вот в её романе «Конь в пальто» появился отвратительный образ мужа, явно списанный с меня. Такой бессознательный акт мести за то, что я зачастую устраняюсь от воспитания детей, быта, ору, по неделе дома нет бываю… Хоть Ирка и клянётся, что это не я, а наш общий друг-журналист, но я-то вижу, что от него там только борода.

Власть для общества сверхлюдей

— Какая власть должна править вашим совершенным обществом?

— Примерно такая, как в «Далёкой радуге» Стругацких, — власть, которая занимается обеспечением научных исследований и разработок, обслуживает интересы людей труда и не мешает им работать. Власти должны следить, чтобы не нарушался закон, но закон в идеале должен сам себя соблюдать, потому что не должен быть бесчеловечным.

Я вообще против того, чтобы фетишизировать власть. Она не должна слишком много значить, на неё не надо перепихивать ответственность за свою жизнь: это мы за себя отвечаем, а не она за нас. Правильнее всего не знать, кто там сейчас руководит…

— То есть это некий безликий менеджмент?

— Нет. Я не люблю это слово — в переводе в нём чувствуется некий хитрёж: «I manage it!» А тут всё по-честному.

— Видите ли вы сегодня кандидатов в такие правители?

— Сейчас власть соответствует нынешнему обществу, а в новом она будет другой. Можно ли, глядя на эмбрион, сказать, в какой шляпе он будет хорошо выглядеть? Власть — это такая шляпа для взрослого человечества, которая нужна, конечно, но не является чем-то системообразующим.

Похожие публикации