…Лес не кончается. И под его рукой
Лесник качается, как лист послушный…
Зачем отчаиваться, мой дорогой?
Март намечается великодушный!
Булат ОКУДЖАВА.

Вечером 18 марта я сидел с домовым Афанасием на плоской крыше дома на Стабу, ожидая начала северного сияния. Явление широко анонсировалось в прессе и на ТВ. Может, и по радио сообщали, но я не слышал. Хотелось увидеть нечто необычное, и мы покуривали на верхотуре, потягивая потихоньку из горлышка «Беларусь синеокую». Есть такой поэтический напиток.
Было тихо, молоденький месяц, как щенок, ёрзал по звёздному небу, иногда пролетали бесшумные НЛО и спутники.
— А знаешь, Афоня, что 18 марта парижане взяли Бастилию?
— А зачем?
— Ну, она была символом королевской власти. Твердыня.
— Типа Дебальцева…
Мы хихикнули, и я вспомнил вдруг маленькую историю про эту дату. В марте 73-го года сидел я с приятелями в редакции районной газеты в глубинке Пермской области у самовара, полного водки. Из маленького фарфорового чайника её слегка подкрашивали заваркой. Такой здесь был ритуал для сокровенных бесед. Тут пришёл низенький человек в большом пальто, назвался Сашей. Ему налили. Он с благодарностью взял чашку и сказал:
— А я ведь свежий номер принёс.
Саша оказался редактором многотиражной газеты «Красный фанерщик», которая выходила раз в неделю на двух страничках для работников местного комбината. Я взял свежий номер — обычный, советский… Достижения, критика, фото передовиков. И на первой странице крупно «18 мая — День Парижской коммуны».
— А почему «мая»? — спросил я у Саши. Он долго всматривался в буквы, потом взялся за голову, потом выпил чая из самовара и грустно куда-то ушёл. Даже не матерился.
Когда началась перестройка, этот самый Саша опубликовал роман о Гражданской войне, где красивые и добрые колчаковцы бились за святую Русь на берегах Камы с нехорошими латышами и китайцами. Позже он умер, но успел стать лауреатом…
Кстати, северного сияния мы не дождались и ушли спать. А ночью что-то светилось.
Наступила суббота, и я с женой поехал сквозь метель на выставку собак и кошек на Кипсале. Ветер, снег, жуть… А в выставочном зале — сплошная фиеста. Среди рингов ходил задумчивый репортёр Дима М. и наблюдал за псами. А собаки, некоторые размером с трактор, вели себя культурно, шумела только всякая мелочь. Ещё я впервые увидел удивительных пёсиков-гриффонов. Они тут же побежали смотреть на меня.
Вечером я оказался в большой в компании молодёжи в итальянском ресторане. Рядом находился магазин оптики. Там тоже проходил какой-то раут ещё более молодых людей. Поздно ночью наша русская компания вдруг оказалась в магазине. Произошло мгновенное братание с латышскими гуляками. В итоге двое наших в два часа ночи купили очки. Завязалась дружба. Сам-то я в это время уже давно видел диковинные сны на чудесном матрасе Dormeo.
Неделя была ничего себе. Я даже побывал в знаменитом посёлке К., подышал сосново-морским воздухом и обратил внимание, что сороки по весне очень красивы. Ведут себя гордо, такие дворянки. Нет, скорее дирижёры. Чёрные фраки, белоснежные сорочки. Если бы ещё и молчали, то вообще выглядели бы достойными летунами. Как затрещат, то сразу припоминаются забытые партсобрания или кухни коммунальных квартир.
На участке возле нашего дома зацвели крокусы и подснежники. При мне прилетели две пчелы и какой-то несмелый шмель. Ох, боюсь, что погибнет…
В воскресенье позвонил старший Петрович и поинтересовался, почему в прошлой «Субботе» не было Фифилина. Так получилось. Хотелось сказать что-то умное, а что тут скажешь. Наверно, устал… Но ничего, вот пройдёт юбилей, на который и меня пригласили, начнутся весенне-полевые работы. Грабли, лопаты… И сразу захочется сесть и что-то написать. Сказку, например, из жизни. Или песню?
Бил ФИФИЛИН.

Похожие публикации