Молодой латышский режиссёр ставит спектакль по русской классике. Ожидаются провокации

 

15 февраля в Рижском русском театре им. М. Чехова будут играть премьеру «Дачников» Максима Горького. С Никой Плотниковой, Дмитрием Палеесом, Леонидом Ленцем, Екатериной Фроловой, Олегом Тетериным и другими известными артистами в центральных ролях.

Ставит это монументальное произведение один из самых неформальных, плодовитых и перспективных молодых латышских режиссёров Элмар Сеньков.

«Дачники» станут его третьим по счёту спектаклем на нашей русской сцене (нынче в репертуаре уже с успехом идут его «Гранёнка» и «Индраны») и шестнадцатым — в личном послужном списке.

Можно быть почти уверенным: эта постановка вызовет восторги и недовольства одновременно. Зритель испытает всю палитру чувств, кроме скуки. Иначе, как показывают другие работы Сенькова, этот режиссёр работать не умеет.

Но не будем загадывать. Репетиции идут полным ходом, билеты в кассе улетучиваются, волнение артистов и любопытство публики растут. И именно в это предпремьерное время «Суббота» и встретилась с Элмаром в закулисье Рижского русского театра.

Вызов молодым

— Что могло заинтересовать молодого режиссёра в такой монументальной пьесе, как «Дачники» Горького?

— В первую очередь меня заинтересовал сам автор, Максим Горький. Я никогда прежде с ним в работе не сталкивался. Даже в школе. Русскую классику мы практически не изучали. Изучали шведскую, норвежскую, английскую литературу, а русскую — очень поверхностно и минимально.

Потому, когда мне предложили поставить в Русском театре ещё один спектакль и желательно по русской или латышской классике, я практически сразу сделал выбор в пользу Горького. Я прочёл все его пьесы, и «Дачники» мне показались самыми богатыми на человеческие нюансы, диалоги.

Я увидел, что эта пьеса поднимает очень актуальную для нашего времени проблему — проблему, касающуюся того, что мы много говорим, но ничего не делаем. Мы однозначно хотим что-то изменить в жизни общества и не понимаем, что одних слов и разговоров для этого недостаточно.

Конечно, эта работа для меня как режиссёра — настоящий вызов. Потому что это русская классика. Потому что у меня никогда не было пятнадцати актёров на сцене. На сегодняшний день это самый большой и трудный спектакль, который мне приходилось делать.

Хочу поставить настоящий драматический спектакль. Очень тяжёлый, где-то даже трагичный. В репертуаре Рижского русского театра сегодня, по-моему, такого даже нет. Но посмотрим, конечно, что получится. Может, выйдет всё наоборот.

— Насколько близко к тексту вы ставите Горького?

— Довольно близко. Но! Во времена Горького был немного другой театр, классический, традиционный. Кино и телевидения тогда не было, люди были готовы сидеть в театре по пять часов.

Сейчас театр изменился. Поэтому некоторые дидактические и повествовательные тексты из «Дачников» мы вычеркнули, потому что сегодня они уже не представляют такой значимости, как ранее. Конечно, добавили в диалоги немного импровизации. Но по большому счёту мы ничего не переписывали и не изменяли.

— То есть в современнсть время место действия не переносили?

— Нет, перенесли. Визуальный код наших «Дачников» — современный мир. Мы не будем симулировать те времена, в которые никто из нас не жил, потому что не знаем, какие тогда были в воздухе вибрации и как они влияли на людей.

Даже если мы будем играть те времена в соответствии с нашими представлениями, основанными на книгах и фильмах, то в любом случае сможем представить зрителям только свою интерпретацию того времени.

Зачем это вообще делать? Честнее рассказать эту историю через призму своего времени, которое мы знаем и чувствуем.

— Как вам кажется, «Дачники» смогут заинтересовать молодого зрителя?

— Не знаю. Я не ориен-тируюсь на конкретную аудиторию, мне хочется, чтобы этот спектакль заинтересовал всех. И надеюсь, что молодёжи он понравится. Потому что он получается довольно честный, и в каких-то местах даже дерзкий.

Возможно, частично он даже смутит старшее поколение зрителей, которые привыкли к другому театру. Не лучшему и не худшему, но другому. Потому что этот спектакль не будет поставлен в классической манере.

Я не говорю, что в нём будут провокации, но о каких-то проблемах мы будем говорить честно и откровенно. И, возможно, старшему зрителю это будет неприятно.

В «Индранах» я тоже поставил одну откровенную сцену, которая смутила старшее поколение. Говорят, что её не надо было делать. Меня это удивляет: разве у них не было в жизни секса? Был, конечно. Мы же как-то все появились на свет. Советский Союз, конечно, наложил на людей свою печать, они боятся говорить на темы секса публично.

Я взрослел уже после развала СССР, и мне этот страх не знаком. Разве только частично передался мне с родительскими генами. Я это понимаю, когда слышу, как свободно и легко могут общаться на интимные темы те, кто моложе меня. Я так не смог бы. Но пытаюсь.

Голые провокации не нужны

— Ваш спектакль будет давать зрителям ответ по выходу из безвыходного положения? Свет в конце туннеля будет?

— Знаете, я даже не думал об этом. Вы меня озадачили. Я, конечно, хотел бы дать людям в финале какую-то надежду. Я попробую. Миссия театра не только обнажать факты и ставить диагнозы, но и предлагать варианты исцелений, выходов, изменений.

И данным спектаклем прежде всего мне хотелось бы спровоцировать зрителей задуматься о том, действительно ли они делают в своей жизни то, что действительно хотят делать.

Потому что если спектакль ничего не меняет в сознании, чувствах, то зачем его вообще делать? Зачем мне, например, тратить на него два месяца жизни?

Исключительно провокационные и скандальные спектакли никому не нужны. Тот же российский режиссёр Константин Богомолов, которого я очень люблю, в основном только ставит диагнозы в своих спектаклях: об обществе, о политической ситуации. Но это и так все знают. А смысл в чём?

Но Россия огромная страна, там можно экспериментировать. А Латвия слишком мала для этого. Здесь делать голый спектакль-провокацию, который ничего не изменит, бессмысленно. Не говоря о том, что он может стать вообще твоим последним спектаклем. (Смеётся.)

— А какие артисты более свободны и открыты к экспериментам — русские или латышские? И есть ли вообще какие-то отличия в творческих менталитетах?

— Отличия, конечно, есть. У Русского театра в Латвии проблема только в том, что он один. У него нет конкуренции. В латышском театре всё стало меняться, когда появился Алвис Херманис со своим Новым Рижским театром. Своими постановками он поменял мышление и в театре «Дайлес», и в Нацио-нальном театре. Везде начались эксперименты.

В Русском театре экспериментировать элементарно не хватает времени. И та же местная публика привыкла к стандартным классическим постановкам.

Рекомендация, что смотреть в наших театрах

— А можете назвать свой топ лучших латвийских спектаклей, которые вы порекомендовали бы посмотреть нашим читателям?

— Прежде всего — «Обломов» Алвиса Херманиса в Новом Рижском театре. Далее — экстремальный спектакль Богомолова «Ставангер. Pulp People» в Лиепайском театре, «Тёмные аллеи» Влада Наставшева в Новом Рижском театре.

В театре «Дайлес» советую обязательно посмотреть «Товарищ Зариня» в постановке Оскара Коршунова по пьесе Расы Багавичуте. В Литве эта пьеса стала хитом сезона. Она рассказывает о тех, кто уезжает работать в Англию.

В Рижском русском театре я считаю лучшим спектаклем в репертуаре «Якиш и Пупче» Евгения Арье. Он очень живой и честный.

Как становятся звёздами

— Кстати, в интервью нашей газете израильский режиссёр Евгений Арье сказал, что не признаёт артистов и режиссёров, которые на первое место ставят семью, а не театр. А у вас как в жизни получается?

— Мне хочется, чтобы на первом месте была семья, но в реальности получается, что на первом месте стоит театр. Потому что ему я отдаю по шесть-восемь часов в день, а на семью остаётся по два-три часа.

Но на эмоциональном уровне у меня всё-таки в приоритете семья. Потому что театр очень условен. Сегодня он есть, а завтра его может и не быть. А жена и дети с тобой всегда. Дети уж точно. У меня, правда, пока одна дочка. Ей уже восемь месяцев.

— Жена у вас актриса?

— Нет, слава Богу. Она экономист. Очень активно занимается йогой, уже работает как тренер.

— А что вас привело в режиссуру? И как вы попали в русский театр?

— Когда учился в школе, мне очень нравилось ходить в драматический кружок. Потом я окончил педагогический факультет Латвийского университета, семь лет отработал в школе учителем. А потом понял, что хочу стать профес-сиональным режиссёром, и поступил в Академию культуры на курс Мары Кимеле.

Потом переживал, зачем потратил столько времени на учёбу в университете. Сейчас понимаю, что в этом был очень большой смысл. В работе с актёрами очень помогает, ведь все артисты как дети.

А сейчас моё первое образование помогло мне стать ассистентом Мары Кимеле на актёрском курсе.

А в Рижский русский театр меня привела актриса Дана Чернецова. Точнее, зазвала ставить дипломный спектакль, когда я ещё учился в академии, на 4-м курсе. Директор театра Эдуард Ильич сказал, что я могу взять артистов, но работать с ними могу только в то время, когда они свободны.

Потом мы показали ему черновой вариант «Гранёнки». И он сказал: «Да, что-то там есть». И взял работу в репертуар. И мне очень приятно, что он так долго играется. Уже 50 спектаклей дали! Это что-то немыслимое.

Я очень рад, что за три года работы на профессиональной сцене мне посчастливилось поработать уже в четырёх латвийских театрах: Валмиерском, «Дайлес», Национальном и Русском. Это настоящая и бесценная школа.

«Дачники»: цитаты

► Каждый из нас поглощает свой кусок счастья в одиночестве, а горе своё, ничтожную царапину сердца мы выносим на улицу, показываем всем, и кричим, и плачем о нашей боли на весь мир!

Мы выбрасываем вон из наших домов объедки наши и отравляем ими воздух города. Вот так же мы выкидываем из наших душ всё дрянное и тяжёлое под ноги ближних.

► Ольга Алексеевна: Как мучительно трудно быть женщиной!

Влас (негромко, но серьёзно): Нужно быть человеком…

► Грубость — такое же уродство, как горб. Глупые люди похожи на хромых.

► Слабые головы кружатся и от запаха цветов!

► Мне трудно допустить существование человека, который смеет быть самим собой.

► Твёрдо стоять на ногах — это значит стоять по колени в грязи.

► Жизнь — точно какой-то базар. Все хотят обмануть друг друга: дать меньше, взять больше.

Декаданс от Ники

— Можете сказать, что кого-то из артистов мы увидим в «Дачниках» в совершенно ином ракурсе?

— Любой режиссёр мечтает раскрыть артиста с новой стороны. Но пока мне ещё трудно сказать на этот счёт что-то определённое, мы ещё в процессе работы, до премьеры осталось полмесяца. Но надеюсь, что будут актёры, которые вас удивят.

— Ника Плотникова на афише «Дачников» уже удивляет. В каком образе мы её увидим?

— В образе Варвары Михайловны — меланхоличной и очень уставшей от жизни женщины, жаждущей по-настоящему любить. Суть личной трагедии этой героини в том, что она уже знает, какой в будущем может быть её жизнь, если она ничего в ней сейчас не изменит. Она заболевает депрессией и потом, конечно, сходит с ума.

В Варваре Ники Плотниковой есть внутренний декаданс. Что-то от знаменитой ибсеновской Гедды Габлер…

Вокруг этой героини всё кружится, но она ни на что не влияет. Играть это очень трудно. Так что задачи перед Никой стоят очень сложные.

В спектакле вообще будет много чувственности и экспрессии. Но они будут проявляться постепенно. Потому что в наше время показывать чувства — это показывать слабость. И пьеса «Дачники» тоже об этом. О том, как мы не даём своим чувствам свободы — в ущерб себе и другим.

Похожие публикации